Философия молодого Чехова: жизнь в общем справедлива и всех людей заслуженно расставляет по своим местам. В конце жизни этот взгляд будет несколько скорректирован, но революционный радикализм типа: жизнь совершенно несправедлива и всю расстановку людей по своим местам нужно кардинально переменить, Чехову был чужд.
СУДЬБА И СЧАСТЬЕ (рассказ Чехова «Счастье)
В синонимическом ряду слова судьба Даль приводит и слово счастье: «участь, жребий, доля, рок, часть, счастье, предопределенье, неминучее в быту земном, пути провидения; что суждено, чему суждено сбыться или быть». И обратно: счастье, то есть «рок, судьба, часть и участь, доля»[31], а также: «случайность, желанная неожиданность, талант, удача, успех, спорина в деле», а также «благоденствие, благополучие, земное блаженство, желанная насущная жизнь без горя, смут, тревоги; покой и довольство».
Два этих образа, понятия, мотива, символа и мифологемы счастье и судьба — образуют, на мой взгляд, средоточие, смысловой центр художественного мира Чехова. Для Чехова-художника, вышедшего из самой народной гущи («Во мне течет мужицкая кровь и мужицкими добродетелями меня не удивишь», — писал он Суворину 27 марта 1894 года), эти универсальные категории жизни значили гораздо больше, чем «передовая» интеллигентская идеология его времени, в которой варилась окружавшая его просвещенная публика. Типичный интеллигент этого времени Н.Михайловский, упорно критиковавший Чехова за «безыдейность», в этой связи весьма показателен.[32]
С этой заглавной темы рассказа «Счастье» (1887), собственно, и начинается серьезный, зрелый Чехов.
Хорошо знакомая Чехову южнорусская степь, звездная летняя ночь, огромное овечье стадо и три человека, задумавшиеся о счастье, о судьбе, о труднопостижимых ее превратностях.
В этом рассказе три персонажа, представляющих три возраста, три мировоззрения и, в конечном счете, три судьбы. В центре рассказа старик-пастух «лет восьмидесяти, беззубый, с дрожащим лицом», являющийся еще и рассказчиком. Старик олицетворяет прошлое, и счастье для него — это скрытое в земле, никак не дающееся в руки богатство — золото, клад. Сознание старика сказочно-мифологическое, клад, богатство, золото, способное изменить судьбу и принести счастье, он воспринимает в духе народной демонологии: «Все клады тут заговоренные, так что найдешь и не увидишь, а он видел». Он — Ефим Жменя, главный персонаж рассказа старика, колдун, якобы связанный с нечистой силой, у которого на бахче свистят дыни, а пойманная им щука — хохотала!
Отметим здесь очень важный для Чехова мотив видения-невидения. Это способность человека по-настоящему видеть, то есть понимать суть вещей, важнейшее условие счастья или, наоборот, при отсутствии этой способности — несчастья. Несчастье Ольги Ивановны из рассказа «Попрыгунья» в неспособности к подлинному видению (ведению) жизненной сути. Всю жизнь она ищет, выискивает, выглядывает вокруг себя интересных, ярких, талантливых людей, но при этом не замечает, не видит всего этого в собственном муже. А прозревает (и то относительно, с чужих слов) только после смерти этого, формально самого близкого ей человека, когда ничего изменить уже нельзя. А счастье было так близко, но, увы, по собственной слепоте — невозможно. Рассказ этот помимо других задач воплощает и сюжетный замысел Чехова из его записных книжек: «У человека бывают очи отверзты только во время неудач».
Бунин, сам наделенный удивительно зорким зрением, писал о Чехове: «Очень зоркие глаза дал ему Бог!»[33]. Андрей Белый, кстати, один из немногих современников-модернистов, адекватно оценивших Чехова, высказывался о чеховском видении так: «Чехов ничего не объяснял: смотрел и видел»[34] . А, скажем, Н.Михайловский или какой-нибудь другой тогдашний «властитель дум», наоборот, все объяснял, но, в отличие от Чехова, мало что видел и еще меньше понимал.
Страниц: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Опубликовано в Публицистика, просмотров: 43 058, автор: evgkon (8/9)
Добавить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.