evgkon

ПРОРОК В БОЛЬНОМ ОТЕЧЕСТВЕ. К столетию Льва Гумилева

Гумилевский этногенез строится на принципиальном отрицании таких популярных абстракций, как «человечество» и «прогресс». Вечное человечество как будто бы вечно прогрессирует —- движется вперед («все вперед и выше!»). Однако ничего бесконечного в жизни народов нет. История прерывиста, дискретна. Не только в жизни человека, но и в жизни народа есть начало и конец (жизненный цикл этноса —- 1000-1200 лет). Нет древних греков —- нынешний Пелопоннес, Фессалия и архипелаги Эгейского моря заселены потомками славян и албанцев ( кстати, Кирилла и Мефодия точнее было бы называть не греками, а византийцами славянского происхождения; с детства они были двуязычны —- древнеболгарский был родным, домашним языком, а греческий —- церковным, государственным, а также языком межнационального общения). Нет древних римлян, нынешние итальянцы —- потомки германцев-лангобардов, сирийских семитов, а также потомки военнопленных всех народов, когда-то покоренных римлянами.
По Гумилеву, приблизительно на половине своего исторического пути народ переживает тяжелую болезнь возраста —- надлом. В это время резко, скачкообразно падает пассионарное напряжение этноса, он раскалывается. Резко изменяется национальное самочувствие и самосознание, меняются стереотипы поведения. В разных странах это происходит по-разному. В Византии возникает странное и невозможное в другие времена иконоборчество (8 в.). На Западе появляются новые христиане —- протестанты (16 в.). Религиозная революция раскалывает западный мир. Ожесточенные религиозные споры и столкновения продолжаются более ста лет и заканчиваются грандиозной Тридцатилетней войной (1618-1648) между католической Лигой и протестантской Унией, страшно опустошившей Германию.
И Россия пережила свой надлом с особыми тяжелыми осложнениями. Этот раскол единого этнокультурного поля начался после восстания декабристов и проходил по разным линиям.
1) Идеологическое размеживание (так сказать, раскол русской идеи) на славянофилов и западников, которое продолжается до сих пор.
2) Политическое противостояние между правительством и революционерами, породившее в конце концов революции двадцатого века.
3) Социальный раскол и острое, антагонистическое соперничество сначала между дворянами и разночинцами (важнейшая тема русской литературы середины века и прежде всего Чернышевского), а затем и между и другими сословиями России. Особенно любопытной здесь оказывается роль старообрядцев, если вспомнить о происхождении спонсора большевиков С.Морозова или видного борца с царизмом А.Гучкова, а также то, что центр староверского предпринимательства Иваново-Вознесенск вдруг стал крупнейшим революционным центром России.
4) Поколенческий раскол на «отцов и детей». Очень чуткий к социально-психологическим переменам своего времени И.Тургенев, конечно, не случайно написал одноименный роман именно в середине века. Почему эта проблема не была так актуальна в 18 веке? Этот раскол поколений в России будет все более углубляться и ожесточаться, пока уже в 20 веке дело не дойдет до отцеубийства и сыноубийства. Причем дети, как правило, будут на стороне «красных», а отцы —- на стороне «белых». Как отцеубийство можно воспринимать и убийство русских царей в 1881 и 1918 году.
5) Эстетический раскол. Русская поэзия разделяется на революционно-демократическую (Н.Некрасов) и поэзию «чистого искусства» (А.Фет). Между этими лагерями вспыхивает нешуточная война. Причем обе стороны пытаются опереться на авторитет Пушкина, цитируя разные его стихи и, таким образом, пытаясь разодрать на части символ национального единства («наше все»). Явление, очень характерное как раз для надлома, когда все дробится и отвращается от единства.
Замечательный русский поэт, высоко ценимый Л.Гумилевым, Владислав Ходасевич высказался о состоянии России после революции и гражданской войны так: «Россия раскололась пополам, и обе половины гниют, каждая по-своему» (письмо Влад. Ходасевича Вяч. Иванову от 28 ноября 1924 года). Это очень точный, почти медицинский диагноз, что вообще было свойственно Ходасевичу, сумевшему сохранить пушкинскую меру объективности не только в понимании литературы, но и в понимании жизни и истории. Это, кстати, очень нелегко было сделать в его время, когда большинство его современников было одержимо разного рода иллюзиями и утопиями.
Впрочем, все институты европеизированной романовской империи проявили в это время удивительную слабость, в том числе интеллектуальную. Например, Русская православная церковь поразительно легко восприняла февральское крушение монархии, поддержала масонское Временное правительство и стала устраивать свои корпоративные дела, восстанавливать патриаршество. При этом не хватило элементарного разумения понять, что если из-под России выбита одна подпорка (самодержавие), то очень скоро придет очередь и другой (православие). Это тоже свойство надлома —- резкое ослабление всех функций (интеллектуальной в том числе) национального организма.

Страниц: 1 2 3 4

Опубликовано в Публицистика, просмотров: 8 191, автор: evgkon (8/9)

Один комментарий к “ПРОРОК В БОЛЬНОМ ОТЕЧЕСТВЕ. К столетию Льва Гумилева”

  • Kabanov:

    И написано красиво, и Гумилёв великий историк, и плохо. что не отметили его столетие. Но против теории этногенеза Гумилёва с его учением о пассионарности говорят данные современной науки: астрономии, физики, генетики и даже Ваш пример с Александром Македонским.


Добавить комментарий